Климт, Ледерер и ночь, когда Sotheby’s переписал историю

Ночной аукцион в Нью-Йорке превратил один портрет в новый финансовый и символический максимум: «Портрет Элизабет Ледерер» Густава Климта ушёл за $236,4 млн, став рекордом Sotheby’s и напоминанием о цене спасённой жизни.


Вечерний зал Sotheby’s в Нью-Йорке выглядел предсказуемо: чёрные костюмы, притушенный свет, привычный шёпот телефонных ставок. Непредсказуемым было только одно — финальная цифра. Через двадцать минут торгов «Портрет Элизабет Ледерер» остановился на отметке $236,4 млн и тихо вошёл в историю как самая дорогая работа, когда‑либо проданная этим аукционным домом, и новый рекорд модерна.

На холсте — не богиня золотого века Климта, к которой привык массовый зритель, а высокая девушка в китайском халате, дочь венских промышленников и коллекционеров Августа и Серены Ледерер. Фамилия, известная узкому кругу музейщиков и историков искусства, в эту ночь ненадолго стала частью финансовых сводок. Портрет писался с 1914 по 1916 год, в ту самую позднюю фазу Климта, где декоративность уже спорит с тревогой времени.

За рамой — сюжет другой эпохи. Ледереры были одними из главных покровителей Климта; в их доме австрийский модерн жил не на стенах музея, а над семейным обеденным столом. После аншлюса коллекция стала трофеем Третьего рейха, большая часть работ художника сгорела в огне под конец войны. «Портрет Элизабет Ледерер» чудом избежал этой участи: его хранили отдельно, в стороне от остального собрания, и после 1945 года именно он вернулся к наследникам.

Сама Элизабет к тому моменту уже проживала другую, куда более опасную биографию. Еврейская наследница, оказавшаяся в Вене конца тридцатых, придумала для себя легенду, которая звучит как сценарий арт‑драмы: она — внебрачная дочь Климта. История получила полуофициальное подтверждение — через бывшего мужа, связанного с нацистской элитой, и документы, в которых художник внезапно превращался в биологического отца. Эта бумага не делала портрет лучше, но дала его героине шанс остаться в городе и дожить до 1944 года.

Когда сегодня аукцион фиксирует сумму в сотни миллионов, в каталоге обычно скромно перечисляют: «происхождение — семья Ледерер, затем коллекционер Леонард Лодер». Наследник империи Estée Lauder купил полотно в середине 1980‑х и на десятилетия повесил над собственным обеденным столом — уже на Манхэттене. В музеи картина выезжала редко, оставаясь частью частного мифа о «правильном вкусе» миллиардера.

Нынешняя продажа завершает и этот сюжет. После смерти Лодера в июне 2025‑го его коллекция вышла на торги, а портрет Элизабет стал главным лотом. Старт в районе $130 млн, осторожные поднятые таблички, упрямые голоса на телефонах — и итоговая цифра, почти вдвое превысившая ожидания. Покупателя не называют, но понятно другое: вместе с полотном он приобрёл право управлять целой историей — от довоенного Вены до сегодняшнего Нью‑Йорка.

Финальная статистика звучит сухо, но для рынка она почти поэтична. Картина Климта — самая дорогая работа модерна на аукционе, второй результат в общем рейтинге после «Спасителя мира» Леонардо да Винчи, проданного за $450,3 млн. В этом списке теперь соседствуют библейский Христос и еврейская наследница в китайском халате — странная пара, которая многое говорит о том, какие сюжеты готовы покупать коллекционеры начала XXI века.

И всё же главный контраст вечера был даже не в рекордах, а в соседстве лотов. В ту же сессию покупателя нашёл золотой унитаз Маурицио Каттелана — арт‑объект, высмеивающий богатство и привычку превращать всё в инвестицию. На одном экране — шесть футов живописи, пережившей нацистскую конфискацию; на другом — блестящий предмет, который можно установить в ванной. В центре этого двоичного кода стоит Sotheby’s, аккуратно монетизирующий и трагедию, и иронию.

Для Беллы Лебедевой это, по сути, идеальная сцена: на одном лоте сходятся мода, деньги, память и вопрос личного образа. Элизабет Ледерер, которую когда‑то спас миф об отцовстве художника, снова становится героиней светской хроники — только в этот раз её судьбу пересказывает не венский бомонд, а графики продаж и новости бизнес‑изданий. Аукционный дом продаёт «портрет эпохи», но за рамой по‑прежнему видна девушка, которой однажды пришлось выбрать между своей биографией и выживанием.

ФИНАЛ

Каждый новый рекорд на торгах кажется историей про деньги, но в случае Климта сумма только подсвечивает старый, неудобный вопрос: сколько стоит право на спасённую жизнь и кто сегодня распоряжается этим сюжетом. Пока в зал вносили золотой унитаз и пересчитывали комиссии, на стене по‑прежнему висела тихая договорённость между художником и моделью — о том, что их частная история рано или поздно станет чужим активом.

Фото: соцсети.

Читайте, ставьте лайки, следите за обновлениями в наших социальных сетях и присылайте материалы в редакцию.

ИЗНАНКА — другая сторона событий.

Автор: Белла Лебедева