Павел Дуров отверг статус «актива» на конференции в Норвегии

На сцене в Осло — человек в чёрном. Павел Дуров, неизменно строгий, с выражением лица, будто вырезанным из льда. Он не улыбался. В зале сидели правозащитники, журналисты и цифровые активисты. Все ждали высказывания, но, кажется, никто не ожидал именно такой интонации. «Я русский. И я скорее лучше умру, чем стану чьим-то активом», — отчеканил он с характерным акцентом и паузами. Это был не монолог, а вызов.

Фраза моментально разлетелась по соцсетям, врезавшись в ленту новостей между заголовками про репрессии, кибербезопасность и Telegram. Сам Дуров уже не впервые поднимается над темой — то над обвинениями в связях с ФСБ, то над слухами о «неформальной кооперации» с западными спецслужбами. Но именно сейчас — в Норвегии, стране, ставшей новым домом для многих цифровых диссидентов, — он решил дать, как он выразился, «принципиальный ответ».

Символично, что Дуров выбрал для своей речи не технический форум и не закрытую встречу с инвесторами, а именно конференцию по правам человека. И говорил не о бизнесе, а об идентичности. В эпоху, когда каждый публичный человек автоматически подозревается в лояльности кому-то, это звучало как политическая манифестация. Или как исповедь.

Многие задались вопросом: кому именно было адресовано это «я не актив»? Критикам из российских Telegram-каналов, американским чиновникам, британским журналистам или тем, кто годами пытался записать Дурова то в «наших», то в «их»? Ответ — всем и никому. Это было высказывание о себе, а не об аудитории.

Его жесты были выверены: ни эмоций, ни резкости. Но сила фразы в том, что она упирается в границу между публичным имиджем и внутренним кодом. «Я русский» — в 2025 году это уже не просто этническая или культурная идентификация. Это политическое заявление, которое в зависимости от контекста может означать и протест, и гордость, и изоляцию, и вызов. А в случае Дурова — ещё и суверенитет.

Telegram давно стал платформой парадоксов. Его обвиняют в токсичности и одновременно — в свободе. Его владельцу приписывают симпатии к Кремлю и одновременно — западную систему координат. Но главное — Дуров не даёт закрепить за собой никакой из этих ролей. Он как будто выходит из системы координат вообще. И именно это — пугает.

Его имидж остаётся выверенно холодным: чёрные вещи, одно и то же выражение лица, отсутствие публичной жизни, фразовая скупость. Это deliberate minimalism — минимализм как защита и как позиция. И когда он говорит «лучше умру», это звучит не театрально, а как философия: абсолютный отказ быть инструментом. В чьих бы руках он ни оказался.

Фото: Соцсети.

ИЗНАНКА — другая сторона событий.

Ставьте лайки, следите за обновлениями в наших соцсетях и присылайте свои материалы в редакцию.